Friday, October 12, 2012
Меня зовут Манфред Динер, я родился в Веймаре 10-го октября 1927-го года.
Меня зовут Манфред Динер, я родился в Веймаре 10-го октября 1927-го года. [...] Когда мне исполнилось 14 лет я добровольно вступил в Гитлерюгенд.[...] Я вернулся домой, в Ваффен СС можно было поступать только с 17-ти лет. [...] Была проверка на храбрость. Ее проходили добровольно и прошедший получал нашивку на рукав - тонкую полоску с вышитой серебряной Мертвой головой. Тогда девушки были не такие, как сейчас, когда солдат приходил домой в красивой униформе и с такой нашивкой, они на него бросались. Я тоже хотел иметь такую нашивку.
[.. В Русском плену 1945-1950 ..]
Мы постоянно падали, вместе с носилками, надзиратели нас постоянно били. У меня был сильный понос, мне постоянно нужно было в туалет, там стояли надзиратели, румыны, и били всех, кто шел в туалет. Я почти умирал от голода, как и многие другие. Мы друг другу завещали наши вещи - одежду, ложку и так далее. Там были католический священник и протестантский пастор, тоже военнопленные, они хоронили умерших, и за это они получали дополнительный суп. Был единственный день, когда никто не умер, им некого было хоронить, и дополнительный суп они не получили. Они были очень недовольны тем, что никто не умер, и им не дали дополнительный суп. Опять приехала русская комиссия, лагерь расформировали, офицеров наказали - они воровали наше продовольствие.
Нам, в качестве наказания, дали охранников-монголов. Русские называли их "chernyi bljad'",
Я работал в каменоломне, куда попали большинство СС-совцев. Мы работали 12 часов в день. От нас требовали выполнения нормы иначе хлебный паек уменьшали на 200 или 300 грамм. Мы старались выдавать старые камни, которые мы вчера уже сдали, за новые, сегодняшние, если нас ловили, то русские ругались и уменьшали нам паек.
Еще мы ловили ежей и запекали их в глине - колючки оставались в глине, а мясо ели. Наша каменоломня срыла целую гору!
[...]
Все соседние деревни уже были обойдены, все собаки уже меня знали, и я ловил машины и автостопом ездил в дальние деревни, за 30 - 40 километров. У нас, если голосовать на дороге, ни одна свинья не остановится, а в России все всегда останавливались. Один раз меня вез русский капитан полиции. Он меня спросил: "немец?" Я сказал, да, woennoplennyi. Потом он спросил: "фашист?" Я сказал, что да. Он сказал, ты фашист, я коммунист, хорошо, и дал мне выпить stakan wodka. Потом еще, после третьего стакана я отрубился. Он меня вытащил из машины и поехал обделывать свои страшные дела. На обратном пути он меня подобрал, и отвез в лагерь. Я ему рассказал, что мне не надо в лагерь, мне надо в мою бригаду, в лагере меня уже ловили и били. Но отвез меня в лагерь и дал вахтеру бутылку водки, чтобы он меня не бил.
[...]
Меня уволили из добытчиков и послали другого, но его в первый же день искусали деревенские собаки, и я опять стал добытчиком, как лучший «организатор».
[...]
Однажды, в лагере оставалось уже совсем мало людей, человек сто, пришел один, очень толстый, и с красным носом. Этот, из Л.А.Н., сказал: «Вот, это еврей, пойдем к нему, с ним нам будет хорошо». У меня, кстати, уже был в одном лагере начальник лагеря еврей, и нам жилось просто прекрасно. Если у вас врач-еврей, медсестра-еврей, и еврей - начальник вашего лагеря, значит у вас в жизни все хорошо. Они не очень много воровали. Хотя они знали, что мы - Ваффен СС, они, обращались с нами по-человечески.
[...]
Мы грузили туши. Наш барак был практически без крыши, поэтому мы жили в частном секторе, у казашек. Воровать мясо было нельзя, за это давали 2 года, но мы воровали, к концу смены прятали кусок мяса в штаны, поэтому казашки, у которых мы жили, были нам рады.
[...]
Во Франкфурте на Одере мы могли сами решить, куда мы хотим, на Запад или на Восток. Я, конечно, решил, что я еду на родину, там, где мама и бабушка, в ГДР. Как-то раз я сказал одному сослуживцу, что мой отец сидел в Бухенвальде. Он мне сказал: «О, так ты получаешь каждый месяц 1300 марок!» Я сказал – «Нет, он там сидел с 1945-го по 1950-й год». Я получил нагоняй, и должен был объясняться в газете на предприятии, как я могу такое говорить, и с какой целью я это сказал. Так было в ГДР. Я все-таки получил 1300 марок, но борцы с фашизмом получали 1700 марок, каждый месяц. Со мной ничего не произошло, я только взбучку получил и меня проработали в производственной газете.
Как я уже говорил, в лагере меня отделили от товарищей, никто не знал, где я, никто не знал, что я в ГДР. Только в 1990-м году, в газете добровольцев, я дал объявление, что я ищу служивших во вспомогательной роте "Морской дом" 3-ей танковой дивизии СС "Мертвая голова". И, в самое короткое время, я получил пять ответов. От моего командира роты, от ротного разведчика, от товарища из Швейцарии, из Женевы, еще от одного, который работал на почте и потерял ногу, и еще одного товарища из Шварцвальда, пятеро были еще живы.
Командир роты меня немедленно пригласил, он жил в Вестфалии, построил меня в полночь и вручил значки за ранение и ближний бой, а за подбитые танки, в которые я тоже стрелял, не вручил, и произвел меня в СС-штурмманы, в ефрейторы.
http://iremember.ru/index.php?view=article&id=1748%3Amanfred-diener&print=1&option=com_content
http://vif2ne.ru/nvk/forum/archive/2387/2387115.htm
Labels: Oleg Zabluda